Утром королева-мать пришла первой. В спальне короля ее встретила только Мария Стюарт, бледная и усталая: она всю ночь провела у постели больного. При ней неотлучно находилась герцогиня де Гиз и придворные дамы, которые сменяли друг друга. Молодой король спал. Ни герцога, ни кардинала еще не было. Служитель церкви оказался решительнее солдата и в эту ночь употребил всю свою энергию, чтобы убедить брата сделаться королем, однако старания его ни к чему не привели. Балафре знал, что Генеральные штаты уже в сборе и что ему грозит сражение с коннетаблем Монморанси, и нашел, что обстоятельства не позволяют ему сейчас проявить власть: поэтому он отказался арестовать короля Наварры, королеву-мать, канцлера, кардинала Турнонского, обоих Гонди, Руджери и Бирагу, считая, что подобное насилие неминуемо повлечет за собой мятеж. Он решил, что осуществить планы своего брата он сможет, только если Франциск II останется жив.

В спальне короля царило глубочайшее молчание. Екатерина в сопровождении г-жи Фьеско подошла к кровати. Она поглядела на сына, причем лицо ее изобразило разыгранную с большим искусством скорбь. Приложив к глазам платок, она ушла в амбразуру окна, куда г-жа Фьеско принесла ей кресло. Оттуда королева-мать стала внимательно следить за всем, что делается на дворе.

У Екатерины было условлено с кардиналом Турнонским, что, если коннетабль сумеет благополучно вступить в город, кардинал явится в сопровождении обоих Гонди, а если того постигнет неудача, он придет один. В девять часов утра оба лотарингских принца вместе со всеми вельможами, остававшимися в зале, направились к королю. Дежурный капитан предупредил их, что Амбруаз Паре только что прибыл туда вместе с Шапленом и еще тремя врачами, приглашенными Екатериной. Все четверо ненавидели Амбруаза.

Через несколько минут богато убранный зал суда стал выглядеть совершенно так же, как кордегардия в Блуа в день, когда герцог Гиз был назначен верховным главнокомандующим королевства и когда Кристофа подвергли пытке, с тою только разницей, что тогда королевские покои наполняла радость и любовь, в то время как теперь в них царила печаль и смерть, а Лотарингцы чувствовали, что у них из рук ускользает власть.

Фрейлины обеих королев, разделившись на два стана, расположились у противоположных углов большого камина, где полыхал яркий огонь. Зал был полон придворных. Разнесенная кем-то весть о смелой попытке Амбруаза спасти жизнь короля привела во дворец всех вельмож, которые имели право там находиться, и они столпились на дворе и на лестнице зала суда. Придворных охватила тревога. Вид эшафота, воздвигнутого для принца Конде прямо против монастыря францисканцев, всех потряс. Люди говорили между собою тихо, и точно так же, как в Блуа, серьезное смешивалось с фривольным, пустое - с важным. Придворные начали уже привыкать к волнениям, к переменам, к вооруженным нападениям, к восстаниям, к неожиданно совершавшимся переворотам, заполнявшим собою те долгие годы, в течение которых угасала династия Валуа, как ни старалась Екатерина ее спасти. В комнатах, примыкающих к королевской спальне, охраняемой двумя вооруженным солдатами, двумя пажами и капитаном шотландской стражи, царила мертвая тишина. Антуан Бурбон, находившийся под арестом в своей резиденции, увидав, что все его покинули, понял, какие надежды лелеял двор. Узнав о приготовлениях к казни брата, сделанных за ночь, он глубоко опечалился.

В зале суда возле камина стоял один из самых благородных и значительных людей своего времени, канцлер Лопиталь, в простой, отороченной горностаем мантии и в полагавшейся ему по званию бархатной шапочке. Этот отважный человек, увидев, что его покровители готовят мятеж, перешел на сторону Екатерины, которая в его глазах олицетворяла трон, и, рискуя жизнью, отправился в Экуан совещаться с коннетаблем. Никто не осмеливался вывести его из раздумья, в которое он был погружен. Роберте, государственный секретарь, два маршала Франции, Вьельвиль и Сент-Андре, хранитель печати, стояли возле канцлера. Ни один из придворных не позволял себе смеяться, но в разговоре их то и дело слышались язвительные замечания, исходившие главным образом из уст противников Гизов.

Кардиналу удалось, наконец, арестовать шотландца, убийцу президента Минара, и дело это начало разбираться в Туре. Вместе с тем в тюрьмы замка Блуа и Турского замка было брошено немало скомпрометированных дворян, дабы внушить страх всей остальной знати, которая больше уже ничего не боялась. Обуреваемая мятежным духом и проникнутая сознанием своего былого равноправия с королем, эта знать стала искать опоры в Реформации. Но вот пленникам тюрьмы Блуа удалось бежать, и в силу какого-то рокового стечения обстоятельств их примеру последовали и узники Турской тюрьмы.

Сударыня, - сказал кардинал Шатильонский г-же Фьеско, - если вас интересует судьба турских узников, то знайте, им грозит большая опасность.

Услыхав эти слова, канцлер обернулся к придворным дамам королевы-матери.

Да, молодой Дево, шталмейстер принца Конде, который сидел в Турской тюрьме и который бежал оттуда, пустил очень злую шутку. Говорят, что он написал герцогу и кардиналу следующую записку:

«Мы слышали, что ваши узники бежали из тюрьмы Блуа. Нас это так возмутило, что мы пустились им вдогонку: как только мы их поймаем, мы вам их доставим».

Хотя шутка эта и была в стиле кардинала Шатильонского, канцлер окинул говорившего суровым взглядом. В эту минуту из опочивальни короля послышались громкие голоса. Оба маршала, Роберте и канцлер направились туда, ибо речь шла не только о жизни и смерти короля, - весь двор уже знал об опасности, грозившей канцлеру, Екатерине и их сторонникам. Поэтому вокруг и воцарилась глубокая тишина. Амбруаз осмотрел короля, он находил, что есть все показания к операции и что, если ее сейчас не сделать, Франциск II может умереть с минуты на минуту. Едва только герцог и кардинал вошли, Паре объяснил им причины, вызвавшие заболевание короля, и, приведя доводы в пользу немедленной трепанации черепа как крайней меры, стал ждать распоряжения врачей.

Что! Продырявить голову моего сына, как доску, и еще таким ужасным инструментом! - воскликнула Екатерина Медичи. - Нет, Амбруаз, я этого не допущу!

Врачи стали совещаться. Однако слова Екатерины были произнесены так громко, что их услыхали и в соседнем зале, а ей как раз это и было надо.

Но что же делать, если другого средства нет? - сказала Мария Стюарт, заливаясь слезами.

Амбруаз! - воскликнула Екатерина. - Помните, что вы отвечаете головой за жизнь короля.

Мы не согласны с тем, что предлагает господин Амбруаз, - заявили все три врача. - Можно спасти короля, влив ему в ухо лекарство, которое оттянет весь гной.

Герцог, который внимательно следил за выражением лица Екатерины, подошел к ней и увел ее к окну.

Ваше величество, - сказал он, - вы, должно быть, хотите смерти вашего сына, вы в сговоре с нашими врагами, и все это началось еще в Блуа. Сегодня утром советник Виоле сказал сыну вашего меховщика, что принцу Конде собираются отрубить голову. Этот юноша, несмотря на то, что под пыткой он упорно отрицал всякую связь с принцем Конде, проходя мимо его окна, попрощался с ним кивком головы. Когда вашего злосчастного единомышленника пытали, вы глядели на него с истинно королевским равнодушием. Сейчас вы хотите воспрепятствовать спасению вашего старшего сына. Это заставляет нас думать, что смерть дофина, после которой вступил на престол покойный король, ваш муж, не была естественной смертью и что Монтекукулли был вашим...

Господин канцлер! - воскликнула Екатерина, и по ее знаку г-жа Фьеско распахнула двустворчатую дверь.

Тогда глазам всех предстала королевская опочивальня; там лежал молодой король, мертвенно бледный, с ввалившимися щеками, с потухшими глазами; единственным словом, которое он, не переставая, бормотал, было имя «Мария»; он не отпускал руки молодой королевы, которая плакала. Около постели стояла герцогиня Гиз, напуганная смелостью Екатерины; оба Лотарингца, точно так же встревоженные, находились подле королевы-матери: они решили арестовать ее, поручив это Майе-Брезе. Тут же находился знаменитый Амбруаз Паре, которому помогал королевский врач. В руках у Паре были инструменты, но начинать операцию он не решался, - для этого нужна была полная тишина, а равным образом и согласие всех врачей.

Господин канцлер, - сказала Екатерина, - герцог и кардинал дают свое согласие подвергнуть короля странной операции. Амбруаз предлагает продырявить ему череп. Я, как мать и как член регентского совета, против этого протестую, - мне кажется, что это - преступление против особы короля. Остальные врачи стоят за то, чтобы сделать впрыскивание, что, по-моему, столь же действенно, но зато менее опасно, чем этот дикий способ Амбруаза.

Вслед за этими словами в зале послышался какой-то зловещий гул. Кардинал пропустил канцлера и закрыл за ним дверь.

Но ведь я сейчас верховный главнокомандующий, - сказал герцог Гиз, - и вы знаете, господин канцлер, что королевский хирург Амбруаз отвечает за жизнь короля!

Ах, вот оно что! - воскликнул знаменитый хирург. - Ну, хорошо, я знаю, что мне делать!

Он простер руку над постелью короля.

И эта постель и жизнь короля сейчас принадлежат мне. Я здесь единственный хирург и отвечаю за все. Я знаю, как я должен поступить, и буду делать королю операцию, не дожидаясь, когда врачи мне это прикажут...

Спасите короля, - сказал кардинал, - и вы будете самым богатым человеком во Франции.

Так начинайте скорее! - воскликнула Мария Стюарт, крепко сжимая руку Амбруазу.

Я не в силах этому помешать, - сказал канцлер, - но я должен засвидетельствовать, что королева-мать протестует.

Роберте! - закричал герцог Гиз.

Когда Роберте явился, верховный главнокомандующий указал ему на канцлера.

Вы назначаетесь канцлером Франции на место этого предателя, - сказал он. - Господин де Майе, отведите господина Лопиталя в ту тюрьму, где сидит принц Конде. Знайте, ваше величество, что протест ваш не принят, а вам не худо было бы задуматься над тем, что действия свои следует подкреплять достаточными силами. Я поступаю как верноподданный и как преданный слуга господина моего, Франциска второго. Начинайте, Амбруаз, - добавил он, поглядев на хирурга.

Герцог Гиз, - сказал Лопиталь, - если вы только вздумаете применить силу к королю или к канцлеру Франции, то помните, что в этом зале находится достаточно французской знати, чтобы не дать воли изменникам...

Послушайте, господа, - воскликнул знаменитый хирург, - если вы не прекратите сейчас ваших споров, вам скоро придется кричать: «Да здравствует король Карл Девятый!», - ибо король Франциск Второй умрет.

Екатерина продолжала бесстрастно смотреть в окно.

Что же, нам придется применить силу, чтобы быть хозяевами в королевских покоях, - сказал кардинал, собираясь закрыть двери.

Но вдруг он ужаснулся: здание суда опустело, и все придворные, уверенные в том, что король вот-вот умрет, поспешили перейти к Антуану Наваррскому.

Делайте же все скорее! - вскричала Мария Стюарт Амбруазу. - И я и герцогиня, - сказала она, указывая на герцогиню Гиз, - мы вас поддержим.

Ваше величество, - сказал Амбруаз, - я был увлечен моим планом, но за исключением моего друга Шаплена все врачи настаивают на впрыскивании, и я обязан им подчиниться. Если бы я был первым врачом и первым хирургом, жизнь короля была бы спасена! Дайте, я все сделаю сам, - сказал он, беря из рук первого врача спринцовку и наполняя ее.

Боже мой, - воскликнула Мария Стюарт, - я же вам приказываю...

Что делать, ваше величество, - сказал Амбруаз, - я исполняю волю господ врачей!

Молодая королева вместе с герцогиней Гиз встала посредине между хирургом, врачами и всеми остальными. Первый врач приподнял голову короля, и Амбруаз сделал ему впрыскивание в ухо. Герцог и кардинал внимательно за всем следили, Роберте и г-н де Майе пребывали в неподвижности. Г-жа Фьеско, по знаку Екатерины, незаметно вышла из комнаты. В это мгновение Лопиталь стремительно распахнул двери королевской опочивальни.

Послышались чьи-то быстрые шаги, отдававшиеся эхом по залу. В ту же минуту в дверях королевской опочивальни раздался голос:

Я прибыл как раз вовремя. Что же, господа, вы решили отрубить голову моему племяннику принцу Конде?.. Этим вы заставили льва выйти из своего логова, и вот он перед вами.

Это был коннетабль Монморанси.

Амбруаз, - воскликнул он, - я не позволю вам копаться своими инструментами в голове моего короля! Короли Франции позволяют прикасаться к своей голове только оружию врага во время сражения! Первый принц крови Антуан де Бурбон, принц Конде, королева-мать и канцлер - все против этой операции.

К великому удовольствию Екатерины, следом за коннетаблем вошли король Наваррский и принц Конде.

Что все это значит? - воскликнул герцог Гиз, хватаясь за кинжал.

По праву коннетабля я снял стражу со всех постов. Черт возьми! Не враги же вас здесь окружают! Король, наш господин, находится среди своих подданных, а Генеральные штаты должны пользоваться в стране полной свободой. Я пришел сюда, господа, от имени Штатов! Я представил туда протест моего племянника принца Конде, которого триста дворян сейчас освободили. Вы хотели пролить королевскую кровь, чтобы погубить нашу знать. У меня больше нет доверия к вам, господа Лотарингцы. Вы приказываете вскрыть череп королю. Клянусь вот этим мечом, которым его дед спас Францию от Карла V, вам никогда этого не удастся сделать...

Тем более, - сказал Амбруаз Паре, - что мы уже опоздали, гной разливается...

Вашей власти пришел конец, - сказала Екатерина Лотарингцам, увидев по лицу Амбруаза, что надежды уже нет никакой.

Вы убили вашего сына, государыня! - закричала Мария Стюарт.

Она, как львица, метнулась от постели к окну, с силой схватив за руку флорентинку.

Милая моя, - ответила Екатерина, смерив ее холодным и пристальным взглядом, пропитанным ненавистью, которую она сдерживала уже в течение полугода, - причина смерти короля не что иное, как ваша неистовая любовь. Ну, а теперь вы поедете царствовать в свою Шотландию, и завтра же вашей ноги здесь не будет. Регентшей теперь стала я.

Врачи сделали какой-то знак королеве-матери.

Господа, - сказала она, глядя на Гизов, - у нас условлено с господином Бурбоном, которого ныне Генеральные штаты назначили верховным главнокомандующим королевства, что всеми делами отныне ведаем мы. Господин канцлер!

Король умер! - сказал гофмаршал, которому полагалось об этом объявить.

Да здравствует король Карл Девятый! - вскричали дворяне, пришедшие вместе с королем Наваррским, принцем Конде и коннетаблем.

Церемониал, который обычно следует за смертью короля Франции, на этот раз совершался в тишине. Когда герольдмейстер после официального сообщения герцога Гиза трижды возвестил в зале: «Король умер!» - только несколько голосов повторили: «Да здравствует король!»

Едва только графиня Фьеско подвела к Екатерине герцога Орлеанского, которому через несколько мгновений суждено было стать королем Карлом IX, королева-мать ушла, держа сына за руку. За нею последовал весь двор. В комнате, где Франциск II испустил дух, оставались только двое Лотарингцев, герцогиня Гиз, Мария Стюарт и Дайель, два стража у дверей, пажи герцога и кардинала и личные их секретари.

Да здравствует Франция! - воскликнули несколько реформатов. Это были первые крики противников Гизов.

Роберте, на которого герцог и кардинал возлагали большие надежды, напуганный как их планами, так и постигшей их неудачей, втайне примкнул к королеве-матери, навстречу которой вышли послы Испании, Англии, Священной римской империи и Польши. Их привел сюда кардинал Турнонский, который появился при дворе Екатерины Медичи в ту самую минуту, когда она стала протестовать против операции Амбруаза Паре.

Итак, потомкам Людовика Заморского, наследникам Карла Лотарингского не хватило смелости, - сказал кардинал герцогу.

Их все равно отправили бы в Лотарингию, - ответил тот. - Говорю тебе, Шарль, если бы мне надо было протянуть руку, чтобы взять корону, я бы этого не сделал. Пусть этим займется мой сын.

А будет ли когда-нибудь у него в руках, как у тебя, и армия и церковь?

У него будет больше, чем это.

С ним будет народ!

Я одна только плачу о нем. Мой бедный мальчик! Он так меня любил! - повторяла Мария Стюарт, не выпуская похолодевшей руки своего супруга.

Кто поможет мне договориться с королевой? - спросил кардинал.

Подождите, пока она поссорится с гугенотами, - ответила герцогиня.

Столкнувшиеся интересы дома Бурбонов, Екатерины, Гизов, реформатов - все это привело Орлеан в такое смятение, что, когда спустя три дня гроб с телом короля, о котором все позабыли, увезли на открытом катафалке в Сен-Дени Сен-Дени - аббатство в окрестностях Парижа, основано в VII веке королем франков Дагобером I; впоследствии усыпальница королей и королев Франции. , его сопровождали только епископ санлисский и двое дворян. Когда это печальное шествие прибыло в городок Этамп, один из служителей канцлера Лопиталя привязал к катафалку страшную надпись, которую история запомнила: «Танги-дю-Шатель, где ты? Вот ты был настоящим французом!» Этот жестокий упрек падал на голову Екатерины, Марии Стюарт и Лотарингцев. Какой француз не знал, что Танги-дю-Шатель истратил тридцать тысяч экю (на наши деньги миллион) на похороны Карла VII, благодетеля своего дома!

Краткое правление Франциска II

Франциск II, король Франции и благодаря браку с Марией Стюарт номинально также король Шотландии, был болезненным и психически неустойчивым подростком неполных шестнадцати лет, когда несчастный случай на турнире с отцом в июле 1559 г. привел его на трон Франции. В смысле общепринятого правового понимания король был совершеннолетним, поэтому, несмотря на его болезненное состояние, вопрос о регентстве не стоял. Однако не возникало никаких сомнений в том, что выбор его ближайших советчиков ввиду естественной слабости его авторитета приобретал особо важное значение. Теперь наступил час Гизов, герцога Франциска и его брата Карла, изысканного и острого на язык кардинала Лотарингского. При Генрихе II оба представителя младшей ветви лотарингской герцогской семьи неоднократно уступали коннетаблю де Монморанси; в лице новой королевы Марии Стюарт , дочери Якова V Шотландского и их сестры Марии де Гиз, они нашли значительную поддержку. Кроме того, королева-мать Екатерина Медичи разделяла их недовольство инспирированным Монморанси миром в Като-Камбрези и в последние месяцы жизни Генриха II сблизилась с ними.

Таким образом, с приходом к власти Франциска II при дворе произошли значительные изменения. Франциск II не стал заниматься государственными делами, препоручив их братьям Гизам. Тем не менее слишком большого унижения старый фаворит Генриха II де Монморанси, имевший влиятельных сторонников, не испытал. Правда, он потерял реальную власть, но сохранил престижное звание коннетабля Франции, которое теоретически подразумевало верховное главнокомандование королевской армией во время войны, и был также утвержден на управление Лангедоком.

Звезда же Дианы де Пуатье закатилась. Давний друг и любовница Генриха II покинула двор и вдобавок была вынуждена уступить Екатерине Медичи свой расположенный на Луаре замок Шенонсо в обмен на менее роскошный Шомон. Тот, кто продвинулся благодаря ее протекции, должен был уступить место приближенным Екатерины Медичи или Гизов.

Однако последним приходилось считаться не только со старыми соперниками, как Монморанси и его единомышленники. Аристократы, бывшие в родстве с королевским домом, а при прекращении прямой линии имевшие право на престолонаследие (так называемые «принцы крови»), при существующей слабости монархии представляли серьезную опасность для ведущих министров. Два представителя Бурбонского дома были в этом отношении опаснейшими соперниками Гизов: Антуан, герцог Вандомский и благодаря браку с Жанной д"Альбре король Наваррский, и его младший брат Луи де Конде. По причине их особого отношения к королевскому дому они легко стали центром различнейших оппозиционных группировок и оба не делали никакой тайны из своей склонности к протестантизму. Именно в сфере религиозной политики Гизы побудили Франциска II к продолжению непреклонной линии его предшественника. Генрих II еще в Экуанском эдикте от 2.06.1559 г. распорядился наказывать смертью через сожжение преступление ереси; теперь были добавлены другие меры, которые затронули жизненный нерв существовавшей в подполье протестантской церкви: дома, служившие местом собраний, должны были быть разрушены, допущение или организация тайных сходок карались смертной казнью. Собственники феодальных владений с судебными полномочиями при нерадивом преследовании религиозных отступников лишались судебных прав. Церковные власти поощряли доносы на протестантов тем, что объявляли об отлучении от церкви в случае незаявления о ереси. Одновременно волна обысков увеличила количество арестов приверженцев нового учения. Религиозный антагонизм начал проникать и в низшие слои населения: взаимные провокации и кровавые столкновения между католиками и протестантами становились все чаще.

Впоследствии была неизбежна радикализация французского протестантизма, к которому из-за увеличивающегося притока дворян примкнули активные элементы. Устранение «чужеземных» фаворитов, в которых видели виновников непримиримой политики короны, и более активное участие во власти отечественного дворянства являлись основной целью движения, во главе которого вскоре стал Луи де Конде. В отличие от своего скорее нерешительного по характеру брата, Конде был склонен к энергичным и смелым действиям. С его ведома и одобрения в феврале 1560 г. в Нанте состоялась тайная встреча под руководством уроженца Пери-гора, провинциального дворянина по имени Ла Реноди, обращенного в Женеве в протестантство. Это собрание, считавшее себя легитимным представителем всей нации, вынесло решение о вооруженной акции, направленной только против герцога Гиза и кардинала Лотарингского, но не против короны.

Дорогостоящие приготовления к такому предприятию не могли остаться незамеченными. Когда появились первые сообщения о заговоре, король и его свита покинули незащищенный Блуа и отправились вниз по Луаре. Двор отступил в замок Амбуаз, который был немедленно подготовлен к обороне герцогом Гизом.

16 марта Ла Реноди сделал попытку штурмовать Амбуаз. Верные королю войска разогнали плохо организованных нападающих, среди которых находилось много необученных военному делу ремесленников, и захватили большое количество пленных. Сам Ла Реноди погиб в сражении, но те, кто выжил, как государственные изменники были осуждены уголовным судом. В последующие дни Амбуаз превратился в место многочисленных казней; по сообщениям современников, даже стены и ворота замка были увешаны телами казненных. Хотя вооруженное восстание потерпело полный крах, события в Амбуазе не остались без последствий. В непосредственном окружении короля все громче раздавались голоса, возлагавшие ответственность за восстание на Гизов, и в интересах государства советовали с большей терпимостью относиться к протестантам. Вскоре последовали робкие шаги в этом направлении: еще при первых сообщениях о заговоре 2.03.1560 г. на королевском Совете было выработано распоряжение, обещавшее амнистию тем протестантам, которые были готовы изменить религию. Роморантенский эдикт ограничивал компетенцию светских судов в религиозных вопросах и только на церковные суды возлагал задачу выносить решения о ереси как составе преступления.

Эта тенденция к более гибкой политике была инспирирована и поддержана Екатериной Медичи. Королева-мать начала отходить от своей прежней сдержанности и играть роль ловкой, при необходимости даже беззастенчивой защитницы интересов монархии и тем самым собственного дома. В самом ли деле она, как надеялись и верили многие протестанты, испытывала тайную симпатию к учению Кальвина, представляется сомнительным; но совершенно определенно, что непримиримость в религиозных вопросах абсолютно не соответствовала ее прагматической природе. То, что теперь побуждало ее вмешиваться в политические события, было ясное осознание опасности, которой подвергалась корона, будучи на стороне Гизов.

Назначение Мишеля де л"Опиталя, гуманистически образованного и проникнутого духом религиозного равенства юриста, на место умершего в феврале 1560 г. канцлера Оливье, было делом рук Екатерины. Также когда адмирал Колиньи, племянник Мопморанси и умеренный представитель протестантов, посоветовал созвать нотаблей королевства для разрешения внутренних проблем, она поддержала его. Гизам, которые, как и раньше, подвергались ожесточенным нападкам протестантской пропаганды, не оставалось ничего другого, как занять примирительную позицию, к тому же их положение было подорвано и внешнеполитическими неудачами: в Шотландии в феврале 1560 г. регентша Мария де Гиз, поддержанная своими братьями, потерпела решающее поражение от протестантов, действовавших с английской помощью.

Инициированное Колиньи собрание состоялось 10.08 в Фонтенбло. Многие нотабли открыто критиковали непримиримую политику Гизов; представители высшего духовенства даже рекомендовали созвать национальный Собор в том случае, если Общий Собор для устранения конфессионального раскола потерпит неудачу. Гизы поняли, что должны пойти на уступки. Кардинал Лотарингский, правда, в своем возражении резко высказывался против далеко идущих уступок протестантам, однако больше не ставил под вопрос временную и ограниченную религиозную терпимость. Его предложение созвать как можно быстрее Генеральные штаты королевства получило полное одобрение.

Правда, Наварра и Конде, два видных представителя высшей аристократии, в Фонтенбло не присутствовали. Как Екатерина, так и Гизы с самого начала не сомневались в причастности Конде к восстанию Ла Реноди. Конде во время штурма Амбуаза и даже после него находился при дворе, однако под впечатлением сначала скрытых, а потом и открытых намеков на его связь с восставшими покинул его и отправился со своим братом в юго-западную Францию. Пока Бурбоны не были выведены из игры, едва ли можно было подавить неоднократно вспыхивавшие восстания в отдельных провинциях, прежде всего в Провансе и Дофине. Екатерина Медичи и Гизы уговаривали короля со всей категоричностью вызвать Наварру и Конде ко двору, чтобы они оправдались по поводу брошенного им упрека в государственной измене. Виновные едва ли могли проигнорировать этот приказ. Филипп II Испанский по просьбе Екатерины сосредоточением войск на пиренейской границе сделал больше, чем следовало, для того, чтобы запугать короля Наваррского.

31.10.1560 г. Наварра и Конде прибыли в Орлеан, где должны были собраться Генеральные штаты. Франциск II встретил Конде резкими упреками, он был арестован и предстал перед специальным судом. В конце ноября двум «принцам крови» был вынесен смертный приговор за государственную измену. Правда, не все судьи согласились с приговором, что дало возможность канцлеру л"Опиталю противодействовать желанию Гизов немедленно привести его в исполнение. На самом деле Екатерина Медичи боялась, что казнь Конде ввергнет корону в еще более глубокие противоречия с французскими протестантами и снова отдаст ее в руки Гизов. Для нее было важным политическое приручение «принцев крови» и их сторонников, не подталкивая их к дальнейшей радикализации, тем более, теперь было ясно, что дни ее старшего сына сочтены. В левом ухе короля образовался свищ, с которым врачи не смогли ничего сделать, и болезнь не давала никаких шансов на выздоровление. Предполагаемым наследником Франциска II был его десятилетний брат Карл , и над королевством нависла тень регентства, в котором должны были принимать решающее участие «принцы крови». Следовательно, для королевы-матери было важно использовать оставшееся время, чтобы перегруппировать силы и помешать монархии утонуть в водовороте фракционных и партийных битв. И менее всего ей хотелось, чтобы на смену Гизам пришел бурбонский регент.

Король Наваррский был оставлен на свободе, однако он находился в постоянном страхе не только за жизнь брата, но и за свою собственную. Екатерина использовала эту неуверенность первого «принца крови». В присутствии Гизов она обвинила Наварру в государственной измене и напрямик отказала ему в праве быть регентом при несовершеннолетнем наследнике. Чтобы подкрепить заверения в своей невиновности и в обмен на неопределенные обещания звания «генерал-лейтенанта королевства», Наварра предложил отказаться от своих прав на регентство в пользу королевы-матери, на что Екатерина тотчас же охотно согласилась. Одновременно Екатерина оказала важную услугу Гизам: благодаря сделанному умирающим королем заявлению, что он действовал по собственному решению, герцог Гиз и кардинал Лотарингский были освобождены от ответственности за арест и осуждение Конде, что делало возможным по крайней мере внешнее примирение с Бурбонами.

К концу правления Франциска II Екатерине ловкой тактикой удалось добиться своей цели - сохранить независимость короны в условиях усилившейся распри между католиками и протестантами, сторонниками Гизов, с одной стороны, и «принцев крови» - с другой.

Франциск II, король Франции и благодаря браку с Марией Стюарт номинально также король Шотландии, был болезненным и психически неустойчивым подростком неполных шестнадцати лет, когда несчастный случай на турнире с отцом в июле 1559 г. привел его на трон Франции. В смысле общепринятого правового понимания король был совершеннолетним, поэтому, несмотря на его болезненное состояние, вопрос о регентстве не стоял. Однако не возникало никаких сомнений в том, что выбор его ближайших советчиков ввиду естественной слабости его авторитета приобретал особо важное значение. Теперь наступил час Гизов, герцога Франциска и его брата Карла, изысканного и острого на язык кардинала Лотарингского. При Генрихе II оба представителя младшей ветви лотарингской герцогской семьи неоднократно уступали коннетаблю де Монморанси; в лице новой королевы Марии Стюарт, дочери Якова V Шотландского и их сестры Марии де Гиз, они нашли значительную поддержку. Кроме того, королева-мать Екатерина Медичи разделяла их недовольство инспирированным Монморанси миром в Като-Камбрези и в последние месяцы жизни Генриха II сблизилась с ними.

Лучшие дня

31.10.1560 г. Наварра и Конде прибыли в Орлеан, где должны были собраться Генеральные штаты. Франциск II встретил Конде резкими упреками, он был арестован и предстал перед специальным судом. В конце ноября двум «принцам крови» был вынесен смертный приговор за государственную измену. Правда, не все судьи согласились с приговором, что дало возможность канцлеру л"Опиталю противодействовать желанию Гизов немедленно привести его в исполнение. На самом деле Екатерина Медичи боялась, что казнь Конде ввергнет корону в еще более глубокие противоречия с французскими протестантами и снова отдаст ее в руки Гизов. Для нее было важным политическое приручение «принцев крови» и их сторонников, не подталкивая их к дальнейшей радикализации, тем более, теперь было ясно, что дни ее старшего сына сочтены. В левом ухе короля образовался свищ, с которым врачи не смогли ничего сделать, и болезнь не давала никаких шансов на выздоровление. Предполагаемым наследником Франциска II был его десятилетний брат Карл, и над королевством нависла тень регентства, в котором должны были принимать решающее участие «принцы крови». Следовательно, для королевы-матери было важно использовать оставшееся время, чтобы перегруппировать силы и помешать монархии утонуть в водовороте фракционных и партийных битв. И менее всего ей хотелось, чтобы на смену Гизам пришел бурбонский регент.

19 января 1544, Дворец Фонтенбло, Франция — 5 декабря 1560, Орлеан, Франция

Франциск (Франсуа) II — король Франции с 10 июля 1559 года, король-консорт Шотландии с 24 апреля 1558 года. Из династии Валуа.

Франциск II
Портрет работы Франсуа Клуэ, ок. 1560 г.

Старший сын Генриха II, назван в честь деда, Франциска I. 24 февраля 1558 года женился на юной королеве Шотландии Марии Стюарт (был первым из трёх её мужей); после заключения этого брака стал королём-консортом Шотландии.

Мария Стюарт в молодости

Мария Стюарт была дочерью шотландского короля Иакова V и французской принцессы Марии Лотарингской. Соотвтетственно, родственницей французских королей. Буквально сразу после рождения Мария стала королевой - ее отец скончался через несколько дней. С XI века Шотландия носила титул независимого феодального государства. Однако в стране постоянно шла война между представителями короны и крупными дворянскими кланами. Были и претензии со стороны соседа - Англии. Едва Мария Стюарт появилась на свет, в королевстве образовали две партии, каждая из котороых предъявляла свои права на царственную особу и ее трон. Одна партия добивалась брачного договора между Марией Стюарт и наследником английского престола Эдуардом Тюдором. Вторая партия, возглавляемая королевой-матерью Марией де Гиз, искала поддержки у Франции. Для этой страны Мария Стюарт тоже представляла интерес - английский престол мог стать вакантным, тогда родство с Тюдорами обеспечило бы шотландской королеве вторую корону. Франция предложила брак между Марией Стюарт и сыном правящего короля дофином Франциском. Мария де Гиз подписала договор, и 29 июля 1548 года Мария Стюарт покинула свою родину, чтобы пристать к берегам Франции. Французский королевский двор имел в то время репутацию самого блистательного и утонченного двора Европы. В культуре его сочетались традиции средневекового рыцарства и идеалы ренессанса. Правящая чета - Генрих II и Екатерина Медичи - восхищались античным искусством, были увлечены музыкой, литературой, живописью. Придворные уделяли внимание не только охоте и рыцарским турнирам, но также балам и концертам, поэтическим состязаниям и интеллектуальным беседам. Мария Стюарт получила блестящее по тем понятиям образование: она изучала историю, музыку, классические и современные языки - латынь, греческий, итальянский, испанский, английский. С первых дней стало очевидно, что королева имеет склонность к изящным искусствам, поскольку великолепно музицировала, писала стихи, танцевала. Красота шотландской королевы позволила ей снискать славу одного из самых больших украшений двора. Было написано несколько портретов Марии, в ее честь сочиняли оды. Одним из поклонников королевы (а также ее наставником и учителем в поэзии) был крупнейший поэт французского Возрождения, Пьер де Ронсар.

Мария Стюарт и Франциск II

Соглашение об этом браке было заключено ещё 27 января 1548 года (когда жениху и невесте было соответственно 4 года и 6 лет), и 10 последующих лет Мария воспитывалась при французском дворе.

Свадьба Марии Стюарт с дофином Франциском состоялась 24 апреля 1558 года. День пышной и торжественной церемонии стал днем триумфа для Королевы, которой восхищалась вся Франция. Однако события, последовавшие за свадьбой, были печальны. В июле 1559 года умер король Генрих II и престол перешел к Франциску II. Монарх был слаб здоровьем.
За влияние на молодого короля боролись родственники Марии по линии матери, семья де Гиз, и властная Екатерина Медичи.

Франсуа I Лотарингский, герцог де Гиз

Для Гизов эта борьба была удачной - они могли проводить свои интересы через Марию Стюарт, которую супруг обожал. Правление Франциска II оборвалось неожиданно через год после воцарения, - в ноябре 1560 года король тяжело заболел и через месяц умер. Вместе с мужем Мария Стюарт потеряла французскую корону и возможность оставаться в стране.

Екатерина Медичи

Екатерина Медичи жестко настояла на возращении Марии в Шотландию. 15 августа 1561 года королева была вынуждена покинуть любимый край своего детства и отплыть к берегам далекой Шотландии.

Dauphin Franois II

После гибели отца на турнире 10 июля 1559 года 15-летний Франциск, болезненный подросток, вступил на престол и 21 сентября был коронован в Реймсе. Регентшей стала его мать Екатерина Медичи, но на политику фактически влияли дядья Марии Стюарт, братья Гиз, Франсуа и Карл, кардинал Лотарингский.

Franois Clouet.
Franois II roi de France (1544-1560), Chantilly, muse Cond;

Franois Clouet.
Portrait of François II de France at the age of 12.

Francois II de france

Франциск II скончался в Орлеане незадолго до 17-летия от нарыва мозга, вызванного инфекцией в ухе. Детей у него не было, и на престол вступил его 10-летний брат Карл IX.

Парные портреты Марии Стюарт и Франциска II.
Французская школа 1550-е годы.

Мария Стюарт в трауре по Франциску II.

Поэзия Марии Стюарт
На смерть Франциска Второго (« Sur la mort de Franois II…»)

В моей грустной, тихой песне,
В этом выдохе тоски,
Взгляд мой долгий и болезный
Из-под горестной руки…
Он, кто был моим бесценным,
Навсегда несчастный мой.
День, сияньем непоеный,
Представляется мне тьмой.
Ничего нет в целом свете,
Чем хотела б я владеть…
Нет покоя мне нигде,
Вновь и вновь свербит желанье
Горе унести к звезде.
Все дурное, все благое
Потеряли свойства в горе.
Для меня всегда теперь
То ли лес кругом, то ль поле,
То ль рассвет украсил дверь,
То ли сумрак пал на долы.
Мое сердце непрестанно
Об утрате вторит мне.
Иногда приходит будто
Образ суженого мне.
И его лица улыбку
Вижу в облаке порой.
Тьмы затапливает вал -
Вижу черный катафалк.
А когда лежу спокойно
И на ложе вдруг засну,
То его услышу голос,
Чувствую касанье рук.

Перевод Алексея Головко.

После смерти короля трон унаследовал Франциск II, один из десятерых детей Генриха II, рожденных Екатериной Медичи. После свадьбы с Генрихом II 28 октября 1533 года Екатерина долго не могла забеременеть. В 1537 году у Генриха II родился внебрачный ребенок, что подтвердило слухи о бесплодии Екатерины. Но 20 января 1544 года Екатерина родила сына – новость, ставшая полной неожиданностью при дворе. После первой беременности у Екатерины, казалось, больше не было проблем с зачатием. Рождением ещё нескольких наследников Екатерина укрепила своё положение при французском дворе.

Долгосрочное будущее династии Валуа, казалось, было гарантировано. Внезапное чудодейственное излечение от бесплодия связывают с знаменитым врачом, алхимиком, астрологом и предсказателем Мишелем Нострадамусом – одним из немногих, входившем в тесный круг доверенных лиц Екатерины. Во время правления её супруга Короля Генриха, Екатерина имела лишь минимальное влияние в управлении королевством. Генрих увлекся Дианой де Пуатье и подарил замок Шенонсо своей новой фаворитке, которая полностью заняла место Екатерины на многие годы.

Екатерине оставалось смириться. Она была женщиной образованной и умной, но, судя по всему, не имевшей твердых нравственных принципов. Ее единственным желанием было сохранить власть в руках своих детей, а точнее, в собственных руках. Преследуя свои цели, она была жестока и коварна, выказывая беспощадное хитроумие, которое обычно недалекие люди приписывают змеям.
10 июля 1559 годa умер Генрих II. Екатерина, которая любила мужа несмотря ни на что, с этого дня выбрала сломанное копьё с надписью «Lacrymae hinc, hinc dolor», («от этого все мои слёзы и боль моя») своей эмблемой и до конца своих дней в знак траура нoсила чёрные одежды. Екатерина Медичи в течение 30 лет носила траур по своему супругу и вошла в историю Франции под именем «Черная королева». В новой геральдике Екатерины присутствовал также и уроборос – змей, пожирающий свой хвост. Нострадамус предсказал это в первых двух строках катрена 19 Центурии I:

«Когда змеи окружат алтарь,
Троянская кровь будет пролита...»

Вторая строка – прекрасный пример того, что Нострадамус предпочитал скрывать смысл за туманными намеками. И здесь, и в других отрывках из «Центурий» «Троянская кровь» – это закодированное обозначение французской королевской семьи, в основе которого лежит средневековая легенда, согласно которой члены этой семьи были потомками мифического Франка – сына царя Трои Приама.

Почти тридцатилетний период, в течение которого дела во Франции вершила Екатерина со своими отпрысками – змея и ее потомство, – судя по всему, особо привлекал внимание Нострадамуса. Ни одна другая эпоха не удостоилась стольких его катренов, если только не считать эпохи Французской революции и Первой империи, ставшей ее кульминацией. Может быть, он был очарован личностью Екатерины Медичи, о которой он писал хотя и объективно, но все же с некоторой предвзятостью.
Вот, например, катрен 63 Центурии VI:

«Несравненная леди осталась одна в королевстве.
Ее единственный пал на почетном ложе.
Семь лет она его будет оплакивать,
Затем долгая жизнь на благо королевства.»

После смерти Генриха II Екатерина действительно не связала себя ни с кем брачными узами. Также верно, что целых семь лет она официально соблюдала траур, а потом прожила долгую жизнь. Однако мало кто из историков согласились бы с мнением Нострадамуса по поводу того, что остаток своей жизни она посвятила «благу королевства». Очевидно, что предсказатель был предвзят в своих суждениях или же, поскольку четверостишие явно говорило о Екатерине – а оно увидело свет и при ее жизни, и при жизни автора, – он, возможно, хотел ей просто польстить. Став регентшей, Екатерина Медичи постоянно находилась при маленьком короле, который плакал во время его коронации, всё время, ночевала в его покоях, осуществляла контроль над советом короля, принимала политические решения, занималась государственными делами.

Однако, Екатерина никогда не управляла страной в целом, которая была в хаосе и на краю гражданской войны. Во многих частях Франции господствовало дворянство. Cложные задачи, перед которыми оказалась Екатерина, были запутанны и до некоторой степени трудны к пониманию. Она призвала церковных лидеров от обеих сторон к диалогу, чтобы разрешить проблему их доктринальныx различий. Несмотря на ее оптимизм, Kонференция в Пуасси закончилась неудачей 13 октября 1561 года, распустив себя без разрешения королевы. Точка зрения Екатерины на религиозные проблемы была наивна, потому что она видела раскол между церквями в политическом ракурсе. Она недооценила силу религиозного убеждения, воображая, что все будет хорошо, если только она смогла бы склонить обе стороны к согласию. Но Екатерина Медичи училась на своих ошибках. Франциск II, старший из пяти сыновей Екатерины и первый муж Марии Стюарт, королевы Шотландии, оставался на троне всего два года.

В «Центуриях» Нострадамуса о нем только два упоминания, одно из них весьма туманное. Хотя официально он достиг возраста, позволявшего управлять королевством, тем не менее его посчитали слишком молодым для этого, и во время короткого царствования Франциска II фактическими правителями Франции были дяди Марии, братья Гизы. Против братьев был сплетен сложный узел заговора, известного под названием Амбуазский, причем в роли подстрекателей выступили протестанты. Заговор не удался, а его участники были жестоко наказаны, что, по-видимому, и предсказал Нострадамус в катрене 13 Центурии I. Он написал об этом, правда, в общих выражениях, но тем не менее речь шла о заговоре протестантов, обуреваемых «гневом и животной ненавистью».

Смерть Франциска II в 1560 году, казалось бы, не нанесла угрозы дальнейшему правлению династии Валуа. Хотя две его сестры не могли, согласно Салическому закону, принятому еще в VI веке, унаследовать трон, но у него было еще четыре младших брата. Однако Нострадамус знал, что все они должны умереть, не оставив законных наследников престола. Это явствует из катрена 10 Центурии I:

«Гроб помещен в железный склеп,
Где находятся семь детей короля.
Их предки восстанут из адских глубин,
Оплакивая плоды их мертвого рода.»

Без сомнения, речь в катрене Нострадамуса идет как о конце династии Валуа, так и об одном конкретном событии, происшедшем в 1610 году,– о перенесении останков последнего из Валуа – Генриха III, умершего в 1589 году, из его временного захоронения в семейный склеп в Сен-Дени. После смерти Франциска II трон короля Франции занял его младший брат Карл IX, правивший с 1560 по 1574 год. Однако на самом деле власть была в руках его матери-королевы, королевы-змеи Екатерины Медичи, спровоцировавшей множество драматических событий, имевших место в годы этого правления. Большинство из них были предсказаны Нострадамусом.

Краткое правление Франциска II

Лучшие дня

Возможно вас заинтересует